В Волжском дал концерт один из лучших баянистов мира

984
реклама

Он исполнил 3ю часть концерта для бандонеона с оркестром Астора Пьяццоллы и – в дуэте со своим учеником, 16-летним Петром Яриненко – «Донскую рапсодию» Семёнова и «Неаполитанскую фантазию» Пресиччи.
В перерыве между репетициями Юрий Васильевич рассказал нашему корреспонденту об учениках, о разнице менталитетов и о том, почему выбирает инструменты отечественного производства.

«Музыка требует жертв»
-Я стал заниматься преподавательской работой пять лет назад, хотя прежде никогда не брал учеников. Теперь чувствую: пора отдавать им то, что знаю и умею сам. Хотя… Петя Яриненко, например, уже в 13 лет переиграл весь мой репертуар. Сегодня это один из лучших музыкантов России. И я уверен, он добьётся успеха, потому что способен на большие жертвы ради музыки.
-Музыке нужны жертвы?
-Да, обязательно: ей нужно посвятить всю жизнь, меньше времени уделять сну, развлечениям, общению с друзьями. В молодости я занимался по 12 часов ежедневно, чтобы чего-то добиться. Сейчас считаю, что день не пропал зря, если удалось выкроить на репетицию 4-5, а то и 9 часов. Удивлены? У меня большой репертуар плюс переложения классических произведений для баяна, которые я делаю сам… Мой пример не уникален, любой музыкант, скрипач ли он, пианист, упражняется долгие часы – только так можно добиться ответной любви Музыки.
-Вы с детства хотели стать музыкантом?
-Нет, так решила мама. Сама она работала мастером лёгкого женского платья, но мечтала, что дети будут заниматься искусством. «Баян – это хорошо, — сказал отец. – Вырастет – станет на свадьбах играть, копеечку всегда заработает». Меня записали в музыкальную школу, сестру – в балетный класс. Учиться я не хотел, но в казачьей семье не принято возражать старшим. Потому после музыкалки я поступил в училище искусств в моём родном Ростове-на-Дону. И вот тут мне повезло – я попал в класс педагога Вячеслава Семёнова, а он сумел что-то во мне разглядеть. Благодаря ему я полюбил баян и навсегда связал жизнь с музыкой. С Вячеславом Анатольевичем я до сих пор советуюсь по музыкальным вопросам, беру у него уроки. Ему 72 года, но он по-прежнему занимается преподавательской работой, пишет музыку. 9 декабря на концерте в Ростове-на-Дону буду исполнять одно из его произведений – это мировая премьера.

шишкин1

Как Чайковский Европу смутил
-А как ваш инструмент выдерживает многочасовые репетиции?
-Баяны быстро изнашиваются. Этот инструмент у меня уже шестой. Все они сделаны на московской фабрике «Юпитер». Итальянские, французские инструменты менее выносливы, у них нет такой широты звучания, такого динамического спектра, как у русских баянов.
-Некоторые музыканты дают инструментам имена…
-Это не про меня. Я даже не особо понимаю, какого пола мои баяны. Наверное, всё-таки мужского, хотя и девушки попадаются. С парнями легче работать, с них могу строже спросить, требовать большей отдачи.
-Вы часто выступаете за рубежом. В чём разница между российским и иностранным зрителем?
-На Западе всё пропускают через голову, сердце включается гораздо позже. Европейский нейрохирург Антон Нормайер в книге «Музыканты с точки зрения медицины» сказал, что Чайковский был чрезвычайно невоспитан: без спроса лез в чужую душу своей музыкой. Вся русская классика такова – её нужно воспринимать сердцем. Обратите внимание: ни в одном иностранном языке нет слов «задушевность, широта души». Там говорят: «масштаб». Всё должно быть выражено в точных цифрах. Но как измерить музыку? Я проламываю защиту западной публики потоком своей любви. Это непросто, русская классика требует от музыканта полной отдачи, всех резервов души — но даже и этого ей недостаточно.
Потому и иностранным исполнителям наша музыка не даётся: скопировать могут, но почувствовать – не получается. Менталитет другой. Справедливости ради, нам, русским, тоже не всё подвластно: французская музыка, джаз – это не наше. Но если мы берём произведение, требующее размаха, равных нам нет. Зритель оказывается погребён под цунами, которое называется русский темперамент.

«Играю сердцем»
-Я думала, в Европе популярностью пользуется аккордеон, а не баян.
-Нет, настала эпоха баяна. В игре на кнопках у музыканта больше возможностей, баян звучит мощнее, а аккордеон — скорее, эстрадный инструмент. Замечу, что в таком направлении, как «академический баян», самыми сильными по праву считаются именно российские исполнители.
-Как вы подбираете репертуар?
-Я играю только то, что близко моей душе. А это классика: Лист, Стравинский, Прокофьев… Странно звучит: «Играю Прокофьева на баяне», да? Мне рассказывали: на один из концертов пришла преподаватель консерватории, заведующая кафедрой фортепиано. Сказала знакомым, что послушает один-два номера – и уйдёт, потому что не представляет, как можно на баяне сыграть «Шахерезаду» Римского-Корсакова. А после концерта призналась, что я перевернул её мир. Я много работаю со звуком, добиваясь филигранности, отточенности. Скажу без ложной скромности, в мире на пальцах можно пересчитать людей, которые могут показать на баяне то же, что и я.

-Как вы думаете, что привлекает молодёжь на ваши концерты?
-Не знаю, я просто работаю с душами людей. У меня каждый звук красный от крови, он протянут через моё сердце. Я не могу задумываться, зачем приходят зрители – я могу лишь подарить им всего себя.

шишкин2

-Ваши ученики равняются на вас. А на кого равняетесь вы?
-Это великие пианисты. Два «р» и два «г»: Рахманинов, Рихтер, Гилельс и Горовиц. Стараюсь достичь того же мастерства, что и они.