30 лет назад, 19 августа 1991 года, произошло событие, последствия которого круто изменили ход истории: группа военных и чиновников, Государственный комитет по чрезвычайному положению, провозгласила себя «органом для управления страной»,отстранив от власти президента СССР Михаила Горбачёва. Три дня по телеканалам демонстрировали балет «Лебединое озеро», и дикторы с мрачными лицами зачитывали обращение ГКЧП к народу.
22 августа путч был подавлен, почти все члены ГКЧП арестованы.
В течение трёх дней не только москвичи, но и жители других городов принимали участие в манифестациях и митингах, дежурили на баррикадах у Белого Дома.
Вот что рассказывает бывший волжанин Али-Хан Гайсин, ставший одним из самых активных участников сопротивления.
«Я всё решил сразу»
…Новости узнал на работе, и сразу всё для себя решил: отпросился и поехал на Тверскую. А здесь обычная жизнь: люди гуляют, ларьки кооператоров работают. Вот только в переулке напротив Центрального Телеграфа стоит колонна БТР.
Метнулся к Моссовету – и увидел людей, бурно обсуждавших новости. Из здания вышел какой-то депутат, стал раздавать листовки с ельцинским Указом, в котором он называл ГКЧП попыткой госпереворота. Листовок было мало: в Моссовете их печатали на машинках все, кто умел это делать. Я предложил зачитывать Указ по громкой связи в метро — ведь вон сколько людей можно охватить информацией. Депутат сказал, что посоветуется, ушёл и пропал.
Я решил действовать сам. Спустился в метро, дождался, когда подойдёт состав с двумя молодыми ребятами в кабине машиниста, и сказал, что нужно прочесть по громкой связи обращение Ельцина к народу. На станции «Красные ворота» состав остановился, и взволнованный голос машиниста стал зачитывать сообщение о кучке заговорщиков, антиконституционном перевороте.
А я пошёл к Белому Дому. Решил, что останусь здесь до конца, благо жены с детьми в городе не было. У Дома уже собрались люди – и сторонники Ельцина, и просто любопытные.
Танки встречали слезами
Начали строить баррикаду. Рядом была какая-то стройка, её мгновенно разобрали на составляющие. Помню, что я одним махом сорвал с петель железные ворота, которые потом мы впятером еле-еле донесли до площадки. Люди везли с разных концов города железобетонные панели, дрова, хлеб. Никакой организации не было, полная неразбериха.
Тут и там вспыхивали митинги, а с балкона Дома зазвучали призывы защищать демократию.
Потом подошли танки майора Евдокимова. Их сначала не пропускали – решили, что провокация, но вмешались депутаты. Часть баррикады отодвинули, чтобы танки смогли проехать. Первую машину встретили овациями. А когда за ней двинулся второй танк под российским флагом, началось что-то невообразимое: мужчины плакали, кричали: «Ура, Россия! Ельцин!» И в это мгновение я впервые почувствовал, что мы можем победить…
,
А в городе – тишь да гладь?
…Днём поехал домой за тёплой одеждой. И был совершенно растерян: после приподнятой атмосферы, царящей у Белого Дома, в автобусе и метро меня окружала равнодушная толпа. Как будто всё как всегда. На автобусной остановке я достал листовку с ельцинским указом и стал читать вслух. Слушали немногие, хотя и не перебивали.
У подъезда встретил соседа Витю и предложил ему ехать вместе со мной на баррикады. А он: «Мне завтра на работу в первую смену!» «Так Ельцин же объявил политическую забастовку!» Смотрит на меня Витя – и молчит.
…Вечером с другом Сергеем Сосновым и другими защитниками мы ходили вокруг Белого Дома. К полуночи людей стало меньше, организацией обороны никто не занимался. Постоянно подходили какие-то военные части, депутаты уговаривали офицеров не выполнять приказы «хунты», как уже стали называть членов ГКЧП. Появлялись и явные провокаторы, убеждавшие нас идти домой.
«Агитаторов» били. Какого-то полковника мы с ребятами буквально выдернули из толпы – позже выяснилось, это был один из офицеров тульского полка рязанской дивизии ВДВ. Страшно подумать, что могло случиться, если бы ему на помощь поспешили солдаты.
Но всё обошлось. Полк ВДВ всю ночь простоял около Белого Дома, потом развернулся и ушёл.
Кто-то из офицеров говорил, что не будет стрелять в своих, другие рвали листовки, кричали: «Вы живы, пока нам не отдали приказ».
Часам к трём ночи защитников осталось всего тысячи две-три. Практически безоружных. Единственным весомым «аргументом» были десять танков майора Евдокимова, расставленных по периметру вокруг Белого Дома, и десантный полк. Мы старались держаться к ним поближе.
Первый штурм
…Рано утром с другого берега Москвы-реки, от гостиницы «Украина», к Белому Дому двинулась колонна БТР. Мост был перегорожен троллейбусами, но БТРы решительно шли на штурм. И вдруг у троллейбусной баррикады показался танк! Он развернул башню в сторону колонны – и БТРы встали. С полчаса ревели их моторы, а потом машины развернулись и ушли.
Думаю, тогда путчисты ещё надеялись нас напугать, разогнать по домам. Основания были: почти вся Москва утром вышла на работу. Как будто не двигалась по улицам бронетехника, не зачитывали каждый час по телевидению и радио обращение ГКЧП к народу.
«Отряд Семёна Будённого»
…В полдень вновь начался митинг. На балкон выходили президент России Борис Ельцин, председатель правительства Иван Силаев, Эдуард Шеварднадзе, работавший тогда в структуре у Горбачёва, правозащитница Елена Боннэр… Именно тогда прозвучал призыв к защитникам: собираться в сотни и отряды. Тут же рядом со мной встал какой-то парень: «Мужики, стройся в колонну по четыре!» Все, кто были поблизости, выполнили приказ, мы маршевым шагом двинулись к центральному подъезду Белого Дома, где уже развернулся штаб обороны. Командир штаба, бывший офицер Алексей Томилов, одобрительно крякнул: «Готовая боевая единица!» Назначил командиром отряда Семёна Будённого – позже Семён Леонидович признался, что он племянник легендарного маршала.
Перед нашей сотней поставили задачу укрепить баррикаду у первого подъезда Белого Дома – мы превратили её в подобие длинного ежа, перегородившего верхнюю часть лестницы. Защищали её несколько взводов.
То и дело прибывали журналисты, фотокорреспонденты, кинохроникёры, наши и иностранные: Томилин приказал людей с удостоверением «Пресса» пропускать беспрепятственно.
К нашей сотне прикомандировали радиста, который был на постоянной связи со штабом обороны и со ставкой генерала Кобца, он передавал нам все приказы командования.
А к Белому Дому шли новые отряды защитников: отменно вооружённая группа детективного бюро «Алекс», казаки, московский ОМОН, афганцы и самое крутое объединение – отряд спецобороны №50 или «Полтинник», куда входили спецназовцы, офицеры-десантники, мастера и инструкторы единоборств.
Человек 500 с автоматами держали оборону внутри Белого Дома, а снаружи нас собралось уже тысяч пятнадцать, из них две-три – на верхней террасе, за последним кольцом баррикад.
Черенок от лопаты против пушек
Мы задерживали подозрительных граждан, мёрзли, мокли под дождём и ждали штурма – говорили, он начнётся в полночь. Боялись химической атаки. Сначала смачивали водой носовые платки, чтобы закрывать лицо, позже появились маски и противогазы. В качестве оружия нам подвезли кирпич, черенки от лопат и бутылки с «коктейлем Молотова». Сигналы тревоги звучали постоянно, и далеко не все были ложными.
Мы должны были остановить первый удар нападавших. Если войска откроют огонь, следовало поджигать бутылками баррикаду и отходить в здание, где нам выдадут стрелковое оружие. К счастью, до этого не дошло. Пушки били холостыми, а пулемётные очереди в основном красиво вспарывали трассерами небо. Вертолётный десант не смог высадиться из-за дождя.
Но напряжения хватало, и отчаяние охватывало, когда нам сообщили о первых погибших, было много раненых, травмированных – стрельба вспыхивала тут и там. В ту ночь в нашем батальоне было человек 80, средний возраст – 35 лет: любители играть на гитаре, сочинители стихов, спортсмены, альпинисты. Словом, люди одного склада. Были и женщины, хотя часов в одиннадцать их вежливо попросили разойтись по домам. Каждый из нас обменялся с соседом запиской с именем и адресом – сообщить семье «в случае чего».
…Ждали атаки – и тут по Москве-реке без огней к нашему берегу двинулись катер и баржи. Десант! Будет бой! Но оказалось, это спешат на помощь суда московской речной флотилии. Мы окрестили катер «Авророй», а батальону присвоили номер 303. Шутили, что сторонники ГКЧП решат, что у Белого Дома стоят ещё минимум 302 отряда, и струхнут.
Победа!
Часам к шести утра стало понятно, что атаки не будет.
Жители ближайших домов принесли нам бутерброды, хотя горячее питание для защитников уже организовали. Молодое московское купечество, коммерсанты везли продукты и пачки денег.
Какой-то иностранец подарил семь ящиков коньяка, баночное пиво и множество блоков сигарет. Спиртное мы передали в медпункт, хотя за ночь промокли и замёрзли. Но не то чтобы пьяных – выпивших на баррикадах я не видел.
Утром ввели пароли, которые менялись каждый час. Я, как командир взвода, командовал оцеплением, ко мне стекалась вся информация. Было много неразберихи, провокаций, ложных слухов – и дважды я оплошал. Сначала задержал полковника-десантника, а он оказался «наш», и солдаты пришли его отбивать. К счастью, быстро разобрались. А ночью я и вовсе арестовал начальника питательного пункта! Но вообще последняя ночь была куда более спокойной, хотя стычки с военными продолжались, сигналы тревоги всё так же разрывали тишину.
Последний из них прозвучал в 6:40, а в восемь утра дали отбой, потом генерал Руцкой рассказал о результатах поездки в Форос, о том, что «подлец Крючков» арестован, а Горбачёв доставлен на госдачу.
…Отряды защитников не распались после победы. На третий день мы хоронили погибших – и похороны вылились в общемосковскую манифестацию. А на сороковой день после путча мы собрались, чтобы пройти колонной по Москве. Один из защитников принёс огромное полотнище-триколор, я – сборную дюралевую мачту от байдарки. Большое знамя я пронёс впереди колонны от Белого Дома до Ваганьковского кладбища. Марш был торжественным и печальным.
