В канун годовщины вывода войск из Афганистана мы стараемся не отступать от традиции, рассказывая нашим читателям о героях той войны, которую у нас предпочитали называть «исполнением интернационального долга». Разведчики, артиллеристы, простая пехота, кого только не было в списках таких «командировочных». Но сегодня события 32-летней давности мы увидим глазами молодой женщины – военной медсестры Нины Арзамасцевой.
Дарить счастье
Нина родилась в маленькой деревне в Брянской области. В восемь лет девочка познала первое горе – маму сбила машина. Родственники недолго думая определили девчушку в детский дом.
– На тот момент я осталась круглой сиротой (папа девочки умер задолго до смертельного ДТП, Прим. ред.) и никому не была нужна. Родной душой для меня стала воспитатель Любовь Ильинична Донцова, которая и вложила в меня и любовь к людям, и доброту, и обостренное чувство заботы о тех, кто рядом, – вспоминает Нина Васильевна.
Девочка хорошо училась, любила читать книги, но каждую свободную минутку проводила в медицинском кабинете. Постигнув премудрости мира бинтов и таблеток, верила Нина, она точно сможет помочь людям. Медсестра отзывалась на стремления девочки, и то и дело отдавала ватки, бинтики, чтобы унести с собой.
Со временем девочка стала негласным замом детдомовского врача. Все знали, если что-то заболело ночью – надо бежать к Нине, она поможет.
– Знаете, еще я любила маленьких детей. Все новенькие сразу попадали под мою опеку. Иногда даже жили со мной в комнате, наверное, эта любовь и определила выбор моей профессии – я поступила в Ржевское медучилище, – продолжает волжанка.
Параллельно с учебой Нина подрабатывала санитаркой в больнице, ведь финансовой помощи сироте ждать было неоткуда. Многому училась, подглядывая за врачами и медсестрами, когда работала в хирургии.
– После я устроилась акушеркой в роддом и попала в настоящую сказку. Я была рада, что могу подарить женщине счастье, а её ребеночку – безопасность, – признается Нина Арзамасцева.
Не получив родительской любви, Нина отдавала крупиночку себя каждому малышу, который благодаря ее заботливым рукам появлялся на свет. Сама она говорит, что так бы и работала в роддоме, если бы не крошечная зарплата.
Не страшнее детского дома?
В 1985 году 22-летняя девушка пришла в военкомат. Нина слышала от знакомых, что набирают военных медиков, а там оклады повыше.
– Напрямую нам не говорили, что отправят в Афган, но я догадывалась. Подумала, что это ж не страшнее, чем детдом. Но я ошиблась… – со слезами вспоминает Нина Васильевна. – Все, кто узнали о моей затее – встали стеной, мол, не пустим, пытались отговорить. Но я уже решила, что там я нужнее.
Провожали акушерку Нину всем роддомом в ресторане. На память коллектив подарил золотые сережки и наказ – «Обязательно вернуться живой!» Молодая медсестра ничего не боялась, заходя в поезд на Ташкент, думала лишь о своём предназначении – спасать людей.
Через неделю тяжелый «ИЛ» привёз Нину в жаркий Шинданд. Определили в хирургию. С этого момента в жизни молодого специалиста началась страшная глава – «афганская война».
– Никогда не забуду первых ребят. Их, молодых, красивых свозили в госпиталь с оторванными руками, ногами. Они кричали от боли, повсюду была кровь. Казалось, что это всё какой-то страшный сон. Я плакала от бессилия, от того, что не могу им помочь. Ну не может доктор вырастить новую руку, а они смотрят на себя и спрашивают «Как же я такой вернусь домой? Кому я теперь нужен?» – вспоминает Нана Васильевна. – Первое время мне приходилось пить успокоительные, чтобы быть в строю. Потом – привыкла, хотя, наверное, к этому невозможно привыкнуть.
Часто приходилось оставаться по ночам, чтобы быть рядом с теми, кто отойдет от наркоза. Тут главное – вовремя остановить приступ психоза, который возникает после осознания, что остался инвалидом.
– Ребята, понимая, что потеряли конечности, пытались покончить жизнь самоубийством. В такие моменты надо просто сидеть рядом и разговаривать. Говорить, что его ждут дома, что он – самый лучший, что все в его жизни еще будет и главное – жив, – продолжает волжанка. – Помню такого одного. У парня оторвало ногу, а вторую готовили к ампутации. Так сидела с ним несколько дней рядом, за руку держала. Тут зашел наш хирург и строго так велел пройти в его кабинет. Накричал на меня, что устроила детский сад, а это армия, это война! На этих словах открылась дверь, и на костылях кое-как зашкандыбал тот самый парнишка и спокойно так ему сказал: «Не смейте на неё кричать, если бы не она, меня бы уже не было!»
Ради таких слов и дальше работала Нина – перевязывала, зашивала, давала таблетки и даже научилась стричь.
«О, ханум, доктор!»
Однажды привычную жизнь медсестры прервал новый приказ командира – надо оказать помощь военному афганскому летчику и принять роды у его жены.
Нина впала в ступор. Да, акушерство она знала на отлично, но нет препаратов, инструментов, а вместо гинекологического кресла – наспех сколоченный солдатиками стол.
– Дальше больше – роженице лет 13, и она в парандже, которую снимать нельзя. Рядом её мать, обе ни слова по-русски, только молятся на своём. Осматривала практически вслепую, поставила диагноз, повела на роды, мать не отстаёт. Мне надо лекарство вводить, а она из-под руки с каким-то маслом пытается пролезть. И так пока не раздался плач замечательной здоровой малышки, – продолжает Нина Арзамасцева. – Тут мать ее как закричала: «О, ханум, доктор!» и упала на колени. Потом мне сказали, что это она так меня благодарила за живую дочь и внучку. Ведь у них там, как в средневековье было – Аллах дал, Аллах взял. Умерла в родах – значит так надо.
За неделю, благодаря той самой «бабушке в парандже», новость о том, что в части появился гинеколог, разлетелась по всей округе. И Нине повезли рожениц. Осмотры, роды – всё это проводилось параллельно в основной работой в хирургическом отделении. За оставшийся год работы Нины на свет появилось еще восемь здоровых малышей.
«Звездам вход воспрещен»
Первую встречу с известным автором и исполнителем Александром Розенбаумом волжанка вспоминает с улыбкой и неким смущением. Неудивительно, не каждый день из реанимации приходится выгонять звезду.
– Смотрю, заходит замполит с кем-то. Оба без халатов, еще и с гитарой, ну я и «объяснила», что тут вообще-то реанимация и вход запрещен. Они зашли обратно через несколько минут, но уже в халатах, а замполит цыкнул на меня, мол, это ж Розенбаум. Но Александр Яковлевич замечательный человек, скромно так спросил, где можно разместиться, чтобы петь для ребят. Договорились, что лучше в беседке на улице, чтобы могли прийти все, кто может, – признается Нина Васильевна.
Двухчасовой концерт у госпиталя Нина провела в слезах. Каждая песня была о том, что она сама пережила здесь, в Афганистане. С тех пор она старается не пропустить ни одного концерта любимого артиста.
– Его песни – это наша жизнь. Это наши страхи там. Я помню, как летели в Кандагар в командировку, когда наш вертолет начали обстреливать, нам раздали парашюты, а я не знаю, что с ним делать и понимаю, что все равно погибну. Именно так у него в песне – «стингер взлетает, горы стреляют». И окровавленные повязки тоже он красиво описал, как «алые перья бинтов», – признается медик.
В памяти Нины Васильевны еще много страшных моментов – гибель хирурга Ботова, который полетел оказывать помощь местным, сотни раненных и контуженных, которые прошли через её руки, вспышки тифа, гепатита и малярии, переполненный госпиталь-распределитель с двухъярусными кроватями в Кабуле, где ждали отправки в Союз обгоревшие, и а еще те самые розенбаумовские «Черные тюльпаны», которые везли домой погибших ребят.
Но принесла в жизнь Нины эта война и большое счастье. Улетела из Шиндандта в 1987 году она вместе с будущим мужем, молодым артиллеристом Алексеем. Чуть позже у них родились две замечательные дочки – Лена и Настя.
Послесловие
Нина продолжила карьеру военного медика на Дальнем востоке, в 1996 году переехала в Волжский, хотя распределена была служить в Волгоград на «Красные казармы». Сама говорить, что этот маленький город оказался роднее и ближе города-героя. А в 1999 году в размеренную жизнь медсестры Нины ворвалась Вторая Чеченская война. Об этом читайте в свежем номере и на сайте.
