Сталинградская битва — наиболее драматический эпизод Великой Отечественной войны, ее поворотный пункт и первое в новейшей истории сражение в условиях огромного современного города. Тысячи книг, воспоминаний советских солдат – защитников Сталинграда, жителей непокоренного города опубликованы в нашей стране.
Но, оказывается, немалое количество литературы посвящено этой теме и на Западе. Мнения авторов по поводу происходящего на сталинградской земле, конечно же, отличаются от наших. Изучать и анализировать противоположную точку зрения небезынтересно и познавательно.
К таким исследованиям относится книга «Сталинград» Энтони Бивора, ставшая бестселлером в США, Великобритании и странах Европы.
Вожди
Автор воссоздал всеобъемлющую картину битвы на Волге, используя огромный массив архивных материалов, многочисленные свидетельства участников событий, личные письма военнослужащих, воспоминания современников. Его повествование документально и подчеркнуто беспристрастно. А вот выводы… С ними иногда трудно согласиться.
Конечно же, без упоминания Сталина, описывая Сталинградскую битву, обойтись невозможно. Но! То ли Сталин оказался слишком крепким орешком для британского историка, то ли слишком много о нем известно на Западе, однако Гитлеру Энтони Бивор уделяет гораздо больше внимания, чем советскому вождю.
А в общем-то особенно нового ничего нет. Гитлер у автора уверовавший в свою гениальность. Сталин – мрачный, подозрительный, напряженно думающий об империи, но совершенно не принимающий в расчет человека.
Гитлер после отступления немецких войск под Москвой пребывал в уверенности, что только сила его воли спасла Восточный фронт от полного разгрома. «И эта его уверенность, — пишет Бивор, — будет иметь роковые последствия для всей немецкой армии под Сталинградом».
Это, по сути, главная мысль его книги.
С одной стороны, самоуверенность фюрера, с другой рабская покорность, отсутствие инициативы, педантичное следование букве приказа сделали немецкую армию «практически бессильной». Поэтому сталинградская катастрофа и обернулась величайшим национальным унижением, — считает британский историк.
Как ни банально звучит, но на наш взгляд главная причина поражения немцев под Сталинградом и в войне вообще в том все-таки, что наша страна напрягла все силы: физические, интеллектуальные, материальные, духовные, чтобы не допустить победы фашистов.
А слова о том, что немецкая армия, завоевавшая чуть ли не всю Европу, Украину, Белоруссию, огромные пространства России, была «практически бессильной», будем считать оговоркой автора.
Приводя письма, тексты открыток, документов, Бивор постоянно подчеркивает чуть ли не бездумную преданность немцев своему фюреру. Вызвано это, видимо, тем, что автор недостаточно вник в специфику тоталитарных режимов. Если открытки подписывались фразой: «Да здравствует фюрер!» — то это не значит, что солдат, прикорнув на часок среди сталинградских развалин, во сне видит не любимую фрау, а усатую физиономию вождя.
Солдат знал, что открытка пройдет по многим рукам, прежде всего через военную цензуру, и ритуальная фраза отвлечет внимание от остального текста. Во всяком случае, один из ветеранов вермахта уже после войны признался: «Я думаю, если бы Адольф Гитлер вошел к нам в бункер там, в Сталинграде, мы бы убили его».
Поторопились…
23 августа в Волгограде теперь считается днем памяти и скорби. Сильнейший налет авиации превратил город в руины, погибли тысячи безвинных людей.
О том, как прошел этот день для захватчиков, читать прежде мне нигде не приходилось.
Оказывается, от Дона до Волги немецкие танки прошли за один день. Танкисты графа фон Штрахвитца, входившие в состав 2-го танкового полка, рано утром умылись донской водой, а в четыре часа пополудни были уже у Волги. «Мы смотрели на простиравшуюся за Волгой степь, — записал в дневнике один из них. – Отсюда лежал прямой путь в Азию, и я был потрясен».
«Ей-богу, мы в полной безопасности, — писал с берегов Волги в письме другой танкист, — ведь в небе наши асы. Да, хочу поделиться с вами маленьким лучиком надежды – наша дивизия выполнит свою боевую задачу, как только Сталинград падет. После захвата Сталинграда русская армия на юге будет полностью уничтожена».
Танкист полагал, что скоро для него закончится война и он будет нести всего лишь дозорную службу в немецкой крепости Сталинград.
Через некоторое время в эфире появилось радиообращение такого содержания: «Несокрушимые германские войска захватили Сталинград. Россия разрезана на две части – север и юг – и скоро прекратит свое существование как суверенное государство».
Торопитесь, ребята, ох, как торопитесь… В тот день, когда это обращение вышло в эфир, опасность захвата Сталинграда фактически миновала. Дивизия Родимцева уже закрепилась на берегу Волги, на подходе были 95-я стрелковая дивизия и бригада морской пехоты.
Предатели и дезертиры
Чтобы не утонуть в материале, я делала выписки по разделам. И вот напротив слов «предатели и дезертиры» оказалось текста более всего. На мой взгляд, это говорит о каком-то болезненном восприятии писателем этой темы.
Итак, если верить автору, то 50 тысяч бывших советских граждан были на стороне Германии в Сталинградской битве. Бивор приводит, я бы даже сказала, смакует десятки случаев перехода наших бойцов на сторону врага.
…Стоит ли ему верить в полной мере? Наверняка дезертиры были, как и на всякой войне. Условия самого существования на передовой, а тем более в Сталинграде во время оборонительного этапа мог выдержать далеко не каждый. От голода, грязи, ежеминутного напряжения некоторые просто психически ломались.
Но утверждение «дезертирство приняло массовый характер» просто нелепо: кто же тогда победил под Сталинградом?
И тут же автор приводит примеры беспримерного мужества не только солдат, но даже советских детей, не замечая, что противоречит сам себе.
«Днем начали измученных после пыток детей выводить, связанных по пять человек, на расстрел к силосной яме возле МТР, где расстреливали под смех и шум собравшихся вокруг пьяных немцев. Во время расстрела мальчик Головлев Константин крикнул: «Ну и стреляйте, гады, все равно отец и Красная Армия вам отомстят!».
Это все происходило в Калачевском районе. Если так героически вели себя дети, то как же тогда сражались их отцы? Ответ очевиден.
Но вернемся на поле боя. Ситуация переломлена. Русские армии замкнули кольцо под Сталинградом. Приказа Гитлера «немецкую крепость Сталинград защищать до последнего солдата» Паулюс нарушить не решается и не предпринимает попытку вырваться из окружения. В войсках немецкой шестой армии начинается голод, нехватка боеприпасов. Приходит зима. Все чаще происходят у немцев «самострелы», дезертирство, мародерство.
«Солдаты вермахта не гнушались самой жалкой добычей – женскими платками, старыми шалями, кусками ткани, даже детскими пеленками. У одного немецкого офицера было обнаружено двадцать две пары шерстяных чулок».
Немецкий доктор Дибальд записал в своем дневнике: «Голод меняет психологию человека, его поведение и образ мыслей». Массы плененных немцев кормить было нечем – это, видимо, правда. Чтобы выжить, немцы не брезговали даже мертвечиной: с трупов срезали куски мяса, которые потом варили в самодельных котелках. «Людоеды прекрасно выглядели, а их румяные щеки лоснились от жира. Каннибализм был обычным делом».
Холод, голод и болезни постепенно превращали людей в животных.
«Сегодня понять невозможно»
Прочитав через много лет после войны свои дневниковые записи, князь Донка из 60-й моторизованной пехотной дивизии поразился собственному бессердечию: «Сегодня, кажется, невозможно понять, как я без единого слова протеста дал заразить себя охватившей нас тогда манией величия. Но все мы в те дни ощущали себя составными частями грандиозной военной машины, которая безостановочно катилась на Восток, против большевиков».
Немцы были уверены, что СССР – это только большевизм, то есть террор, насилие, ложь идеологии, и больше ничего. А Сталин, по их мнению, хотя и провозглашал интернационализм, еще до войны вел все-таки глубоко национальную, если угодно – державную политику, окрашенную в цвета марксистской идеологии.
Международное окружение действительно было враждебным. И с какого-то момента сохранение большевистского режима стало означать сохранение государства и наоборот.
«Чего бы некоторые ни думали о Сталине, — пишет Бивор, — не может быть ни малейших сомнений в том, что его система идеологического воздействия, предусматривавшая намеренное искажение фактов и манипулирование сознанием масс, все же оказалось чрезвычайно эффективной и смогла найти жесткие, но убедительные доказательства необходимости вести борьбу с врагом».
Это действительно не вызывает сомнений, так же как и то, что одного только внешнего «идеологического воздействия» слишком мало для такой борьбы и такой победы.
«На Мамаевом кургане был возведен чудовищный мемориал. Гигантские каменные фигуры солдат встают из руин и смотрят с каменных рельефов. Этот памятник не столько солдатам-героям, сколько режиму, который заставил их умирать во имя своих интересов…»
И это все? Так просто? Мемориал на Мамаевом кургане для россиян представляет не только огромную эстетическую ценность. Здесь другое. Чего-то недопонял в нас британский историк и скатился в примитивный антисоветизм. Думается, ветеран вермахта, немецкий князь Донка, переосмыслив события и свою жизнь, понял куда больше.
