О «волжском Макаренко» – Геннадии Гаврилове – наша газета писала в прошлом году. Геннадий Илларионович внедрял в образовательных учреждениях, где работал, систему отрядов и другие новаторские идеи, помогавшие воспитывать мальчишек и девчонок. Но сегодня мы расскажем о другой стороне его жизни – участии в Великой Отечественной войне.
Шинель в дырах
Летом 1942 года, когда Геннадия Гаврилова призвали на фронт, его семья жила в Дубовке. Отца, попавшего на войну в самом её начале, к этому времени уже успели комиссовать. Он защищал Москву, но был контужен и ранен. А старший брат Геннадия продолжал бить фашистов.
Повестку Гене вручили в колхозном поле, где он со своими сверстниками, такими же вчерашними школьниками, убирал на комбайне урожай. Юноша отправился домой и пришёл туда буквально сразу после бомбёжки. Картина перед ним предстала страшная. На заборе сидел сильно напуганный трёхгодовалый брат и плакал. Снаряд угодил в сам дом и проломил крышу, окна повылетали, бабушка получила лёгкое ранение головы. Больше никто не пострадал, но ребёнок с тех пор стал заикаться.
Вскоре 18-летнего Геннадия определили в артиллерийскую бригаду. После двух недель обучения её планировали направить в Сталинград, но потом поступил приказ следовать в Астрахань. Техника отправилась по железной дороге, а личный состав 11 дней шёл пешком. В это время наш земляк и его товарищи узнали о 227-м приказе, который в народе называли «Ни шагу назад».
Под Астраханью молодой красноармеец получил боевое крещение. Свои гаубицы наши артиллеристы расположили за три километра до фронтовой линии и оттуда вели огонь по врагу. Тогда новобранцы фашистов даже не видели, и снаряды с той стороны до них не долетали.
– А вот когда часть снова направили в Сталинград, наш эшелон у Баскунчака попал под страшную бомбёжку, – вспоминает бывший фронтовик. – Мы все повыпрыгивали и попадали на землю. Самолёты вражеские кружат, кто-то бежит, вокруг крики, стоны. Много было убитых и раненых, горела техника… Самого меня не зацепило, а вот шинель-скатка пострадала. Я увидел это, когда мы остановились на ночлег. Развернул её – а она вся в дырах. На следующий день мы хоронили убитых. Земля там была – как асфальт, невозможно было её копать, на ней даже воронок почти не оставалось.
На войне – как на работе
Попасть в Сталинград Геннадию Гаврилову так и не довелось. После той бомбежки его направили в Барнаул в миномётное училище, которое он закончил в мае 1943-го в звании младшего лейтенанта. А затем определили на Степной фронт, представлявший собой вторую линию обороны.
Одной из первых наград, которую получил молодой офицер, стал Орден Красной Звезды. В деревне под Кишинёвом наш земляк со своим взводом не дал отступить группе фашистов во главе с большим начальником и уничтожил её.
– Стрельба, бомбёжки были привычным делом для нас, – говорит Геннадий Илларионович. – В нас стреляют – мы стреляем, погибают – хороним, привыкали к смертям. Это была как работа. Немного по-другому относились, когда теряли друзей. На моих глазах убили Вадима Махинова, симпатичного, умного парня, имеющего награды, с которым мы были очень дружны. Он всю ночь грузил снаряды, устал, хотел поесть и немного поспать. А пока ему готовили еду, мы разговаривали с ним, стоя друг напротив друга у двух стогов сена. Тут мне по уху словно соломинкой провели – подумал, может, это мышь, и отвёл взгляд буквально на секунду, а когда вновь посмотрел на Вадима, он уже падал. Фашисты находились от нас в 300–400 метрах, снайпер попал ему в подбородок. Мы пытались делать искусственное дыхание, но сердце уже не работало, видимо, пуля перебила сонную артерию. Тут же его и похоронили.
Это и последующие события происходили уже в Венгрии. 5-я гвардейская артиллерийская дивизия, куда входила миномётная бригада Геннадия Гаврилова, стала наступать. Прорвав линию обороны, красноармейцы углубились в тыл противника и захватили склады с оружием. Нужны были боеприпасы, потому что свои закончились. К счастью, 119-миллиметровые немецкие мины подходили к советским миномётам, но поскольку бойцы зашли слишком далеко, то оказались оторванными от основных сил и попали в окружение.
– Пока у нас не кончились мины, мы продолжали отстреливаться, – рассказывает наш земляк. – А потом боеприпасы закончились. Нас было человек 40, легли на землю. Мадьяры приближались, их численность превышала нашу раза в два. Мы даже видели их лица – на некоторых застыла злоба, кто-то шёл, трясясь от страха, а кто-то – даже со слезами. Самый тяжёлый момент – заставить себя подняться и атаковать врага. Зато потом появляется какая-то лёгкость – пусть будет, что будет. Когда они подошли к нам на 20 метров, я встал и начал расстреливать их из пистолета, и мои ребята – тоже. Венгры побежали назад, а мы, оставшиеся в живых, смогли прорваться к своим.
В Будапеште Геннадий Гаврилов получил тяжёлое ранение в грудь. А лёгкие он и не считал. Сначала была контузия, после которой перестало слышать одно ухо и плохо стал видеть правый глаз, потом вражеский осколок повредил ногу, а из-за разорвавшейся в кузове гранаты молодому офицеру, сидевшему в кабине, весь затылок изрешетили осколки разбившегося автомобильного стекла, они ещё долгие годы продолжали выходить из головы. Приходилось ему и прыгать со второго этажа в перестрелке с фашистскими союзниками, в результате чего он разбил в кровь колени и «отсушил» руки.
Подумал, что попал в рай
– Получили приказ выйти на берег Дуная, чтобы корректировать действия полка, – говорит Геннадий Илларионович. – Но сделать это было непросто, потому что венгерские солдаты скрывались в домах и, как только мы пытались двигаться вперёд, стреляли из винтовок и пулемётов. Под прикрытием двое моих бойцов перебежали в противоположный дом. Пулемётчик сделал паузу, вставляя новую ленту, и я, понимая, что в запасе есть несколько секунд, двинулся к ним. Из-за отбитых коленей бежать не мог, просто пошёл. Увидев в окне этого пулемётчика, перечеркнул его очередью из автомата, он выпал на асфальт. Только успел подумать, что опасность миновала, и тут краем глаза заметил целящегося в меня из винтовки противника, направил свой автомат в его сторону, нажал на спусковой крючок, но он успел выстрелить первым. Мне показалось, что мою грудь пробили ломом.
Пуля прошла рядом с сердцем. Геннадий Илларионович потерял сознание. Вспоминает, что внезапно «почувствовал необычную тишину и невообразимый покой».
– Я подумал, что умирать приятно. Видел лес, зелёную траву, солнышко – словно кадры из детства. Мне показалось, что я попал в рай.
Страшная боль, пронзающая всё тело, заставила его вернуться в реальность – лейтенанта с поля боя тащили товарищи. Сознание то покидало его, то снова возвращалось.
– Однажды я очнулся от странного звука, будто дубовую ветку пилили тупой пилой, – продолжает рассказ участник войны. – Я лежал на полу на носилках в медсанбате, а рядом на койке врач пилил ногу раненому солдату. Тот, видимо, был под наркозом или без сознания, потому что не издавал ни одного звука. Когда дело было сделано, пожилой санитар бросил в таз эту ногу и понёс к двери. И вообще там много было таких ребят, кто оказался без ноги или руки.
Медики сказали, что младшему лейтенанту повезло с ранением. Пуля прошла навылет. После назначенного лечения он начал быстро поправляться. Через два месяца – в конце марта 1945-го, Гаврилова выписали, а на документах сделали пометку, что ему требуется месяц отпуска. Но когда он подал бумаги командиру, тот сказал, что не отпустит, потому что офицеров на фронте не хватает.
Болезням не сдаётся
Победу Геннадий Илларионович встретил в Австрии. А домой попал только спустя два года. Сразу пошёл учиться на физико-математический факультет Сталинградского педагогического института, где познакомился с будущей супругой – Лидией Николаевной. Вместе они строили не только семейную жизнь, но и работали в одних учреждениях.
Бывший фронтовик с головой ушёл в педагогику, вдохновившись идеями Макаренко. Их он реализовывал во всех образовательных заведениях, где работал, и у него это отлично получалось. Перенимать опыт приезжали коллеги из других городов. Свой трудовой путь он начал с учителя одной из школ Николаевки, а потом его пригласили стать директором школы №3 в Волжском.
Затем бывший фронтовик какое-то время работал заведующим гороно, поставив при назначении на этот пост лишь одно условие – что после открытия в Волжском интерната возглавит его.
Позже руководил аналогичными учреждениями в Волгограде и в Анадыре. На Чукотке он ушёл на заслуженный отдых, а потом снова вернулся в Волжский.
Уже на пенсии Геннадий Илларионович два года заведовал оздоровительным пионерским лагерем, а потом всё своё время вместе с супругой стал посвящать внукам. Трое дочерей подарили им пятерых мальчишек, за которыми нужен был глаз да глаз. Сейчас в Волжском живёт только старшая дочь – Евгения Геннадьевна, с сыном-студентом, который пошёл по стопам дедушки, поступив в педагогический институт.
Сегодня ветерану Великой Отечественной войны 95 лет. Последние два года он практически не выходит из квартиры, потому что ноги стали подводить. Но каждое утро Геннадий Гаврилов делает зарядку, потому что так просто бывший фронтовик своим болезням не сдаётся.
