Мочёный арбуз для «властителя дум»
– В мастерскую к Геннадию Васильевичу часто приезжали гости, – рассказывает Зинаида Черноскутова. – Были и москвичи, и даже иностранные делегации – из Польши, из Индии. Но известие о визите Евтушенко заставило нас поволноваться.
– Почему же?
– В 60-е годы имена Евтушенко и его товарищей-поэтов гремели! Их известности могли бы позавидовать современные поп-исполнители: стихи Евтушенко, Рождественского, Ахмадулиной, Вознесенского знали наизусть, на их выступления в зале Политехнического музея было не попасть. И вдруг один из кумиров моего поколения приезжает в Волжский. Нужно сказать, отношение к Евтушенко у меня было противоречивым. Он, без сомнения, был великим поэтом, но вот человеком не лучшим. Настораживала меня и лёгкость, с которой он был готов отречься от собственных принципов: написал честную и пронзительную поэму о трагедии Бабьего Яра, но, когда она вызвала неудовольствие руководства страны, тут же реабилитировался, опубликовав поэму «Братская ГЭС», где рассыпался в похвалах партии и правительству.
Ему многое было дозволено, поклонники его обожали. А я недоумевала, читая, например, концовку изумительного стихотворения «Идут белые снеги»: «Если будет Россия, значит, буду и я!» Это же Евтушенко себя с Пушкиным равняет – разве можно так?..
Словом, мужу я сказала: «Гена, мне очень хочется понять, что это за человек». Потому и ждали приезда поэта мы вместе.
– Наверное, готовились, старались угодить «классику современности»?
– Оказалось, что он неприхотлив. Организаторы поездки предупредили: «Не покупайте коньяков и виски – не признаёт их Евгений Александрович. Лучше возьмите водочки и мочёный арбуз». Так мы и сделали, и ещё на свой страх и риск купили связку вяленого синца. Правда, на стол положить рыбу постеснялись, повесили связку на гвоздик. И ещё нам сказали, что Евтушенко, личность творческая, непредсказуем: если ему что-то не понравится – может развернуться и уйти, ничего не объясняя.
Около десяти утра мы увидели, как во двор въезжает большой чёрный автомобиль. На сидении рядом с шофёром разглядели человека в красном шарфе. Он! Евтушенко! Приехал!
Пикассо и жена-англичанка
– И вот он появляется на пороге мастерской – в распахнутом пальто. Смотрю – а его «фирменный» шарф во многих местах прожжён папиросами…
Едва поздоровавшись, поэт, не сняв пальто, прошёл в комнату и стал осматриваться. Смотрю, Геннадий Васильевич напрягся, но сопровождавший поэта диктор Георгий Гордеев шепнул: «У Евтушенко такая привычка, ему нужно составить представление о хозяевах». К счастью, гостю у нас понравилось, он уселся в кресло – и начались разговоры.
– Говорили о литературе?
– Вот это меня как раз удивило: о поэзии разговоров почти не было. А вот о живописи говорили немало – Евгений Александрович в этом хорошо разбирался. Он рассказывал, что во время заграничных поездок посещал Пикассо, Дали, Михаила Шемякина, со многими художниками его связывала дружба. Он много лет собирал коллекцию картин. С Геннадием Васильевичем поэт говорил на равных, расспрашивал, как родилась идея той или иной работы, и было видно, что ему действительно интересно. А увлекательный диалог Евтушенко с директором Волгоградского музея изобразительных искусств Валерием Киселёвым я и вовсе слушала с открытым ртом. Задело, что, называя любимых художников, Евтушенко перечислил исключительно тех, кто эмигрировал из России. А об одном из них сказал: «Молодец, уехал во Францию, там ему создадут условия для профессионального роста». Я подумала: «Да разве у нас в стране нет условий? Вас-то, Евгений Александрович, никто не ущемляет, всеми обласканы и любимы».
Но мысль мелькнула и забылась, потому что в целом встреча была очень тёплой и сердечной.
За столом разговоры продолжились под водочку и мочёный арбуз. А на связку синца гость всё время поглядывал. Я и спросила: «Не хотите ли рыбки, Евгений Александрович?» Он живо ответил: «Очень хочу, но не буду, возьму с собой. У меня жена англичанка, – и слышали бы вы, с какой гордостью это было сказано, мол, «знай наших, русских», – она безумно любит такую рыбу».
Поэт рассказывал о поездках по Сибири и Уралу вместе с Василием Шукшиным и Ильёй Глазуновым. Признался: «Шукшина я не сразу понял, его кирзовые сапоги меня долго смущали».
И несколько раз повторил: «Скоро в журнале «Новый мир» будет напечатана моя поэма, обязательно прочитайте». Поэма «Фуку», которую мы, конечно же, прочли, оказалась необычна по форме: стихи перемежались прозаическими фрагментами. И в них я с удивлением узнала многое из того, о чём гость рассказывал в мастерской. Наверное, в то время он как раз был в процессе работы и «обкатывал» на публике отдельные главы.
«А зрители придут?»
Во время беседы Евгений Александрович вдруг спросил у сопровождающих: «Вы провезли меня по всему Волгограду, я не видел ни одной афиши о моём выступлении. А вдруг зрители не придут в этот ваш Дворец спорта?» Мы принялись его успокаивать: о концерте знают, стихи его волгоградцы очень любят, зрители будут. Но Евтушенко ещё не раз и не два уточнил: «Придут? Вы уверены?» Стало ясно: ему важно, чтобы зал не был пуст, чтобы пришли те, кому его стихи действительно нужны – его читатели и собеседники.
Засиделся поэт в мастерской до пяти часов, потом засобирался: «Мне ещё нужно настроиться на выступление». И вдруг спросил: «А вы не поедете?» Мы развели руками: ехать далеко, зимой темнеет рано, ещё и мороз… Но тут Евтушенко горячо сказал: «Я приглашаю вас на концерт, пожалуйста, приезжайте!» И, обращаясь к Георгию Гордееву, добавил: «Обеспечьте им те места, о которых я говорил».
– Места были в первом ряду?
– Нет, в центре зала. Но, видимо, для Евтушенко они имели особенное значение. Прощаясь, он ещё раз сказал: «Очень прошу приехать, я должен для кого-то читать!»
Своей машины у нас тогда не было, так что до Дворца спорта мы добрались минут за десять до начала концерта. В фойе нас встретил взволнованный Гордеев: «Наконец-то! Евгений Александрович меня замучил вопросами, приехали ли вы. У него привычка – выбирать в зале тех, с кем он будет вести диалог».
…Честно говоря, многого от концерта я не ждала. Уже не раз обжигалась: стихи нравятся, а то, как их читает автор, – нет. Но Евтушенко захватил меня с первых строк. Даже не помню, дышала ли я, пока шёл концерт. Не было ни конферансье, ни музыкальных номеров, ни даже антракта – только круглый столик, на котором лежало несколько книг. Евтушенко брал со стола сборник, перелистывал страницы – наверное, раздумывая, что прочесть. А потом читал наизусть.
Зал Дворца спорта был переполнен: зрители сидели на ступеньках, стояли в проходах. И все три часа выступления тишина стояла такая, что был слышен шелест перелистываемых страниц. Мы возвращались домой, совершенно потрясённые.
А два года спустя была ещё одна встреча: Евтушенко привёз в Волгоград фотовыставку «Старушки Сибири».
Мы с Геннадием Васильевичем побывали на вернисаже, поэт встретил нас очень тепло, распорядился: «Принесите мастеру стул, пожалуйста!»
Он не иронизировал: Геннадий Васильевич был интересен и как художник, и как человек.
На память о визите Евтушенко в Волжский осталась запись в книге посетителей в мастерской:
«Вперёд, ломая
и угадывая!
По форме и земля стара.
Какие с вами мы богатые –
Безденежные мастера!»
