Григорий Первицкий принёс в редакцию большую «самиздатовскую книгу» о войне, чтобы рассказать, как вместе с родителями попал в партизанский отряд. Было ему тогда всего шесть лет. Участия в боевых действиях в силу возраста, конечно, не принимал, однако рисковал жизнью наравне со старшими.
В настоящее время Григорий Иванович добивается, чтобы его признали участником партизанского движения. Воспоминаниями о военном времени он поделился с нашим корреспондентом.
По официальным данным
В годы войны на Брянщине действовало 139 партизанских отрядов, в которых воевали около 60 тысяч человек. В 1941-1943 годах пущено под откос 130 вражеских эшелонов, разбито 529 платформ, сожжено 65 цистерн. Убито 9487 фашистских солдат и офицеров и 1355 полицаев.
От рук фашистов погибли родители Гриши Первицкого, его старший брат Анатолий, занимавшийся минированием железнодорожных путей.
«Прикидывался больным»
«Перед войной мы жили в посёлке, в 60 километрах от Брянска. Семья большая: отец Иван Первицкий, мать и шестеро детей, я — младший.
В июне 1941го года немцы стремительно наступали, мы решили эвакуироваться. Но не удалось: под Смоленском немцы прорвали оборону, путь к отступлению был отрезан…
Вскоре посёлок заняли фашисты, и началось страшное… Односельчанин, с которым вместе пытались уехать, всем говорил, что болен туберкулёзом, потому и от призыва в армию освобождён. Но именно он первым записался в полицаи. К счастью, он не знал, что старший брат Анатолий несколько месяцев воевал в действующей армии, под Смоленском попал в окружение, но сумел бежать вместе с товарищами. Иначе мы бы погибли.
Именно Толя и два его друга в середине сентября 1941 года стали собирать оружие для партизанского отряда. Находки несли к нам в подпол. Отец, увидев арсенал, попросил прятать оружие в другом месте, и брат ушёл в лес. Кстати, отец записался в отряд одним из первых, хотя ему уже исполнился 61 год.
…Так вот, сосед-полицай привёл немцев к нам во двор. Солдаты зарубили всех кур и потребовали отдать поросёнка, которого отец заколол накануне, иначе расстрел. Подчинились. Сам предатель всё это время тихо стоял у палисадника, в дом не вошёл.
После этой истории отец ушёл к партизанам. И вовремя: каратели лютовали, заживо сожгли в собственном доме пожилую еврейскую семью. Спалили и нашу хату, увели корову с телёнком. Мы уцелели чудом.
В ту же ночь мать посадила меня на саночки и увезла в деревеньку Латыши, где мы отсиживались несколько дней. А затем партизаны забрали нас на свою базу, в заброшенную деревню Старая Лавшина.
Оттуда тоже пришлось уйти, потому что предатель сообщил об отряде немцам. Группа во главе с комиссаром дала бой карателям, прикрывая отход остальных партизан. Силы были неравны, погибло 13 человек, в том числе два мальчика, 12-14 лет. Один из них подорвал себя гранатой вместе с немцами, когда его ранили.
Жили в балаганах, ходили на разведку
…В партизанском отряде числилось 150 человек, не считая женщин и детей. Командиром был Ефим Воробьёв, комиссаром – Григорий Мальцев. Партизаны занимались подрывной деятельностью на железной дороге, держали связь с подпольщиками в ближайших деревнях, сведения передавали в другой отряд, где была рация, а оттуда сообщали на Большую землю.
Взрослые рыли землянки, которые мы называли балаганами: копали яму в метр-полтора глубиной, обкладывали кругляком и жердями, затыкали щели мхом, сверху делали накат из брёвен и присыпали дёрном – для тепла и маскировки. Внутри устраивали очаг, обкладывая битым кирпичом. Зимой он дымил круглые сутки. Летом готовили на улице, если не было дождя. В балагане командира была «буржуйка» — бойцы раздобыли её где-то. На подходах к лагерю бойцы установили мины, вырыли траншеи и окопы.
Так мы жили до весны 1943 года. Бойцы несли караульную службу, выполняли диверсионные задания, женщины готовили, стирали, ухаживали за ранеными, ходили в райцентр и деревни собирать разведданные. Детям – нас было человек 13 – вменялось колоть дрова, носить воду, собирать ягоды, грибы, лесные орехи. Весной заготавливали берёзовый и кленовый сок, еловую хвою для отвара от цинги. Набивали патронами пулемётные ленты и автоматные диски. 14-летние ребята пробирались в деревню самостоятельно, а малыши ходили с родителями под видом нищих, как будто вещи меняли. Все понимали, что нас могут расстрелять наравне со взрослыми. 14-летнего мальчика из нашего отряда немцы схватили и замучили за то, что отказался показать дорогу к партизанам.
…Я несколько раз ходил в деревню вместе с матерью. В саму Жуковку нас не пускали: боялись, что узнают и выдадут. А на окраину разрешали заходить, потому что больше некому было забирать сведения.
Между тем в отряде и окрестных деревнях начался голод. Партизаны питались распаренным овсом, ели его вместе с кожурой, а потом маялись животами. Ели ячмень, распаренную пшеницу. А если удавалось раздобыть лошадь, это был настоящий праздник.
Немец меня видел, но не выстрелил
Незадолго до начала Курской битвы фашисты получили приказ очистить леса от партизан. К сожалению, один из подрывников соседней бригады оказался предателем, он передал карателям сведения о местонахождении нескольких отрядов.
Начались авианалёты. Первую угрозу мы почувствовали в конце марта: рано утром немцы сбросили бомбу на лагерь, но она взорвалась метрах в 500 от балаганов. А в начале апреля каратели атаковали нас.
Утром наши самолёты сбросили мешки с продовольствием, отец вместе с другим бойцом отправился за ними и по дороге наткнулся на немецкие парашюты: фашисты спускали на них зажигательные ракеты. Мужчины решили принести ткань в лагерь: дети к тому моменту ходили в лохмотьях.
На базе отдали ткань женщинам, только они занялись шитьём, как на поляну вышел отряд немцев с автоматами. Видя это, люди рассыпались в разные стороны. Мать оттолкнула меня в сторону, я помчался в лес. Отбежал метров на 200 – тихо, топота не слышно. Вышел на косогор – а впереди, спиной ко мне, немец с автоматом. Я упал у берёзы, думаю: «Обернётся, увидит меня и пристрелит». Вскочил и наутёк. Немец не стрелял почему-то, хотя я был уверен, что он меня увидел.
Нашёлся!
Я был далеко от лагеря, когда позади раздались взрывы: немцы уничтожали наши землянки. Женщин и раненых, не успевших спрятаться, взяли в плен.
Я вернулся на разгромленную стоянку, когда всё стихло. Никого. Позже узнал, что на пепелище прибегал отец и углём на доске написал: «Собираемся здесь!» Но я-то был неграмотный… Решил идти в отряд Орлова – он находился в семи километрах от нас, — но заплутал. Повернул назад – увидел немцев. Они купали в озере лошадей, о чём-то весело переговаривались.
Я бросился наутёк. Две недели блуждал в чаще, питался заячьей капустой – весной поживиться в лесу нечем. Жевал сосновые побеги. Костёр разводить опасался – над лесом постоянно летали самолёты.
Спасла меня Таня, девушка из нашего отряда. Однажды я увидел её в чаще, пытался крикнуть, но из горла вырывался только писк. И всё же она услышала: «Да это же наш Гриша!» Подхватила на руки и понесла на нашу базу = она была рядом, оказывается. Все сбежались, заохали, стали отпаивать меня чаем, по совету врача. Так я снова остался в живых.
«Спаси сына!»
В конце апреля в лагере стало опасно, каратели подбирались всё ближе. Решено было эвакуировать детей на Большую землю вместе с ранеными на кукурузниках.
Планировалось, что 28 мая мы с отцом и мамой улетим, командир даже дал отцу справку о том, что он был в партизанском отряде. Бумага сыграла роковую роль.
Самолёт прилетел, раненых погрузили, мы уже собирались садиться. Но тут подвезли ещё раненых. Командир сказал: «Иван Иванович, завтра улетите! А сегодня в деревню сходите за сведениями и за провизией». Отец не спорил, но почему-то, когда самолёт уже катился на взлёт, схватил меня в охапку и бросил в кабину, крикнув лётчику: «Спаси сына!» Тот посадил меня рядом и велел не шевелиться. И я просидел, не дыша, до посадки. На Большой Земле меня и других ребятишек поместили в госпиталь, где долго лечили от истощения.
А 29 мая лагерь разгромили каратели. Отец и мама как раз вернулись на базу и увидели немцев на поляне. Отец выбросил портмоне с документами, но кто-то из полицаев его поднял… Позже один из партизан рассказал мне, что сидел в дозоре неподалёку. Помочь моим родителям он не мог и видел, как их облили соляркой, развели костёр и сожгли живьём.
Их могилу я искал 67 лет. Только в октябре 2010 года узнал, что отец и мама похоронены в братской могиле в деревне Гришина слобода Жуковского района Брянской области.
…А я, выписавшись из госпиталя, попал в детский дом, откуда меня забрала сводная сестра Людмила Лебедева».
