Время неумолимо, и чем дольше мы празднуем День Победы, тем меньше на земле остается фронтовиков. Тем важнее сохранить воспоминания людей, которые отстояли для нас мир и свободу.
Недавно к нам в редакцию практически случайно попали эксклюзивные видеозаписи, на которых несколько бывших солдат той страшной войны рассказывают о своем фронтовом опыте. Впечатление усиливает тот факт, что все эти люди – женщины.
До сего момента эти интервью нигде не публиковались, а ведь для будущих поколений каждое такое свидетельство эпохи бесценно. Итак, слово Вам, ветераны.
«Кто-то молился, а кто-то просто радовался»
Мария Ивановна Козырина, в годы войны была санинструктором:
– Начало войны я встретила в Сталинграде, работала там на швейной фабрике имени 8 марта. Потом записалась на курсы медсестёр, там надо было учиться два года. Полгода не доучилась, как грянул 41-й. Как подошёл враг, нас послали за Дар-гору копать противотанковые рвы. Потом военные вывели нас с объектов, потому что враг уже подходил. Вернулась я домой на станцию Садовая, а там уже часть стоит 416 артполк 64-й армии. Военные тогда объявили, что им требовался тракторист, секретарь-машинистка и санинструктор. На эти должности пошли мой зять, сестра и я.
В Сталинграде мы пробыли с начала битвы и до конца. Первый мой бой был на Вишнёвой балке. Там же пришлось впервые оказывать помощь бойцу. Помню, что парень был ранен осколком, наложила ему жгут, положила в машину, а он просит, чтобы я с ним поехала…
Доводилось и в разведку ходить, в которой меня ранило… Я и не поняла, что случилось, просто рука как-то затряслась, а потом почувствовала горячее… Помню — на кушетке лежала, пока меня перевязывали, и кто-то мне пирожное принёс. Где они его только нашли? Потом нас с сестрой послали на полевую хлебопекарню, которая располагалась в Красноармейском. Стали мы пекарями, и так – до самого конца Сталинградской битвы.
Когда Сталинград освободили, нас перебросили на 2-й Украинский фронт. Ехали поездом, и по приезде сразу разложили свои печи и начали делать хлеб. Отдыхали прямо в степи… Один раз проснулись, а над нами снега с полметра нападало.
А ещё как-то пришлось телегу с печью на себе тащить до очередного села, где были наши солдаты, потому как на узкоколейке наших лошадок паровоз задавил…
Позже меня отправили работать в походный госпиталь, дошла я с ним до Каунаса. Работы было много, раненые поступали постоянно. Мне тогда уже шёл 20-й год, и несмотря на молодость уставали мы очень сильно. Как-то я, обессилев, даже ушла в подвал, где у нас покойники лежали, мне уже было это не важно, настолько хотелось спать.
Мы были молоды, красивы, и в нас очень многие влюблялись, но нам было не до этого. В госпиталь поступали люди без конечностей, со сгоревшей кожей… Были раненые вообще без рук и без ног, я помню, как мы письма за них их жёнам писали. Кого-то из них забирали, а кого-то нет, их потом в дома инвалидов увозили…
Я помню то самое 9 мая… Кто-то крестился и молился, кто-то просто радовался, вокруг было такое ликование! А я в 1945 году вернулась на родину в Сталинград.
«Оторванную голову своего командира я держала в руках»
Серафима Васильевна Барсукова, ефрейтор, санинструктор:
– Я сталинградка. Закончила школу и поступила в учительский институт на отделение литературы и русского языка. После начала войны пошла на курсы медсестёр, а когда мне 18 исполнилось, ушла на фронт. 5 мая 1942 года начала служить в 277 автобатальоне 18 армии.
Воевать пришлось в основном на керченском направлении. Это второе освобождение Керчи началось 3 ноября 1943 года. Через пролив переправлялись ночью, было очень холодно и страшно, к тому же я не умела плавать. Высадились в районе Аджимушкайских каменоломен, и пять месяцев там были ожесточённые бои.
Когда вошли в Керчь, увидели там горы трупов и разрушенные дома. Потом мы взяли город Старый Крым, где немцы вырезали три улицы мирных жителей и сложили штабелями – разорванные дети от ног до головы, женщины с отрезанными грудями, у мужчин на спине вырезаны звёзды…
Наш госпиталь находился недалеко от передовой. Один раз я отпросилась у врача – надо было сходить к подруге, которая служила в военном трибунале. Я пришла в другое подразделение, и вдруг начался сильный обстрел, тамошние командиры меня обратно не отпустили, чтобы меня не накрыло по пути. В общем, вернулась я к своему санбату только под утро, а вместо нашей большой палатки – огромная воронка. Пока меня не было, туда угодила бомба, и от своего врача я нашла только голову… Я в руках её держала…
В Ялте мы встали на отдых, а в это время немцы бомбили Сталинград, в котором оставались мои мама, папа и сестра. Нам тогда уже давали отпуска, я пришла к генералу, и он мне отпуск подписал, но с резолюцией – демобилизовать в народное хозяйство. Оказывается, что демобилизовали меня на основе постановления правительства о сокращении армии за счёт женщин…
Приехала я в Сталинград, посмотрела на разрушенный город. На то время там жил ещё двоюродный брат с семьёй, которые рассказали мне, что мама моя была контужена, и она вместе с сестрёнкой уехала в Башкирию.
Я разыскала свою семью, устроилась там в госпиталь, позже работала в ОБХСС, служила на Украине, в Донецке. После рождения дочери уволилась из органов и работала в библиотеке, довелось и осваивать целинные земли Алтая. Позже я вернулась на Волгу, а местом проживания выбрала Волжский.
«Танк расстрелял нас в упор»
Вера Фёдоровна Мурос, во время войны была снайпером и телефонисткой:
– В день объявления войны я жила в Краснодарском крае, в станице Тимашевской. Был выходной день, мне было 17 лет, мы бегали во дворе, и вдруг радиотарелка начала громко говорить: срочно приходите все на площадь, будет важное сообщение. Мы все собрались и нам объявили о начале войны, взрослые сразу все пошли в военкомат.
До 43-го года жила обычной жизнью, а 8 марта нам в горкоме комсомола объявили, что в школу снайперов набирают девушек, и я написала туда заявление. После её окончания нас зачислили в 83 бригаду морской пехоты и отправили на освобождение Кубани.
На передовой учили нас бывалые матросы: показывали, где амбразуры в окопе простреливаются, а где – нет. Одна девушка, не выслушав инструкторов, высунулась не в том месте, и ей пуля в лоб прилетела.
Вот один из эпизодов, в которых я участвовала. Станица Голубницкая стояла на продвижении наших войск, у немцев там была очень удобная позиция. Нашу дивизию направили по лиману с тыла. Высадились ночью, шли по грудь в воде, и, когда уже подошли к берегу, нас обнаружили и стали бить по нам из пулеметов. А когда рассвело, мы увидели, что на нас идут танки. Выкопали небольшие окопы, но против танков у нас – только винтовки и гранаты. Была паника, некоторые побежали, но их расстреляла немецкая пехота. Моя напарница встала в ступор, я предлагала ей поменять позицию, а она осталась в окопчике. Я отползла в сторону и видела, как к ней подъехал танк, и немцы её из окопа вытащили и посадили на эту машину. Что с ней дальше было – неизвестно. Я укрылась на берегу в камышах, а потом ползла дальше, и так до своих добралась…
Дальнейшую службу проходила в истребительном артбатальоне уже телефонисткой. Как-то подо Львовом, когда ехали на передовую, наш водитель повернул не туда, мы заблудились и выехали на немцев. Поднялись на холм и видим – прямо перед нами танк стоит. Он выстрелил в упор, и меня тогда сильно ранило, вытолкнуло из машины, ребята подхватили, перевязали. Попала в госпиталь, потом попросилась в свою часть обратно…
В Германии тоже было сложно, я Кёльн освобождала. Поселили нас в каком-то доме, помню, спустились мы в подвал, а там сидят люди – от русских спрятались. Поговорили с ними, сказали, что не тронем. После Кёльна был Берлин, а затем нас сразу всех в Чехословакию отправили. Как нас встречали чехи! Столько цветов и ликования было! Я под этим впечатлением нахожусь всю свою жизнь и понять не могу, откуда потом у них взялась такая ненависть к русским? Два месяца мы прожили в Праге, а в августе нас демобилизовали.
Читайте «Волжскую правду», где вам удобно: Новости, Одноклассники, ВКонтакте, Telegram, Дзен. Есть тема для новости? Присылайте информацию на почту vlzpravda@mail.ru
